ПЯТНО НА ПОТОЛКЕ, ПОХОЖЕЕ НА КАРТУ
МИРА
Из жизни
Филиппа Филипповича исчезла тайна.
Вы
спросите: а какая-такая тайна могла быть в жизни
обыкновенного человека Филиппа Филипповича? О какой тайне вообще может идти
речь, если это человек обычного возраста, лет сорока семи, обычной профессии,
инженер, живущий в обычном, пусть даже столичном городе, в самой что ни на есть
обыкновенной квартире с двумя смежными комнатами?
А вот,
представьте себе, тайна в жизни Филиппа Филипповича существовала всегда,
сколько он себя помнил. Ну, что в детстве ему все казалось таинственным - это нормально. И то, что после дня обязательно наступает ночь,
несмотря ни на что - ни на день рождения, ни на новый велосипед.
И что, когда летом они переезжали на дачу, взрослые так уверенно говорили: вот
через две недели вода в пруду станет теплее, тогда и можно будет купаться. А
почему, спрашивается, они были так уверены, что вода станет теплее именно через
две недели? И ведь всегда оказывались правы, вот что было удивительно!
Тайна? Тайна!
А длинные тени деревьев в лунном свете?
Или что
касается его имени. В детском садике, а потом в школе, обязательно было по три
или четыре Димы, Сережи, Павлика и Юрика. А вот Филипп везде был один - как дуб в чистом поле, и всегда это был он. Мало того, Филиппом звали
и его отца, и деда тоже, все были как на подбор Филиппы Филипповичи, и он даже
не удивился, когда мама ему сказала, что и он тоже будет Филиппом Филипповичем,
хотя и не скоро. Удивлялся он другому: а почему это только в их семье водятся
Филиппы. Он искал этому объяснение и - что бы вы
думали - нашел. Наверное, когда-то в старину у них
было родовое имение, в котором росли только липы. И какая-нибудь невеста,
приехав в имение и увидев парк, сморщила носик и сказала: "Фи, липы!"
Конечно,
за всем этим скрывалась какая-то тайна, и когда он, засыпая, думал о
таинственности жизни, в животе у него становилось щекотно и прохладно.
Когда же
Филипп доучился до девятого класса, про имение и невесту с носиком он забыл, а
непонятными, необъяснимо изменившимися вдруг стали девочки из его же класса,
да, да, те же самые девочки, к которым, казалось бы, можно было за восемь лет
привыкнуть и не обращать на них внимания. Но не тут-то было! Ни с того ни с
сего они вдруг стали совершенно другими - странными и
загадочными, и как раз теперь не обращать на них внимания у Филиппа не
получалось, хотя раньше это ему не составляло
никакого труда. Когда Танька с соседней парты взмахивала ресницами, которые
теперь почему-то стали у нее длинные, как крылья, а потом вдобавок еще и
начинала смеяться, сердце Филиппа куда-то проваливалось и долго еще плавало в
неведомых морях.
А вы говорите, откуда взяться тайне!
Часы же
на комоде между тем тикали, дни катились, годы шли. Филипп потихоньку, как и
обещала мама, стал превращаться в Филиппа Филипповича. Сначала изредка, только
в бухгалтерской ведомости или на собственных заявлениях в адрес начальства, в
которых он просил, например, предоставить отпуск за свой счет по случаю
женитьбы или, один раз и такое было, в связи с рождением близнецов. Сначала
превращение его в Филиппа Филипповича происходило как-то робко и незаметно, а
потом все увереннее и бесповоротнее.
И опять
вы спросите: ну а здесь-то где тайна? Должность инженера в КБ, женитьба, даже
сыновья-близнецы - что в этом таинственного? Все как у всех!
Так я вам скажу: это когда у других КБ, поездка на курорт и даже близнецы - в этом нет ничего особенного. А вот когда у тебя!..
Все было
удивительно: и что вот идет он утром на работу, как раньше его отец, а вечером
усталый возвращается домой - мужчина,
кормилец, глава семейства, и встречает его не кто-нибудь, а настоящая жена,
точь-в-точь как встречала когда-то мать его отца.
А на
работе! Разве не странно было, что именно ему, а не кому-то другому, пришло в
голову заменить на станке цилиндрическую втулку конусообразной, экономия
металла получалась феноменальная! И как его хвалили на летучке, а потом у
начальства, хотя в патентном бюро диплом оформили почему-то не на его имя, а на
имя заведующего отдела. Обидно конечно, но когда проводили испытание, Филипп
почувствовал тот же самый холодок в животе и ощущение, что мир безграничен и
таинствен - соображай, и многое тебе откроется.
Каждый
день приносил с собой какую-нибудь загадку, но Филипп вовсе не стремился ее
разгадывать. Было интереснее не понимать, удивляться - мир таким образом обретал еще одно дополнительное, необъяснимое
измерение, а это значило, что все в
жизни может случиться и даже в самых катастрофических ситуациях не стоит
отчаиваться. Когда же тайну удавалось раскрыть,
ничего хорошего из этого не получалось, потому что объяснение всегда
оказывалось чересчур простым, тайна переставала быть тайной, а окружающий
ландшафт из сказочного, горного, с манящими пещерами и головокружительными
спусками, превращался в плоскую разделочную доску. Жить на свете сразу
становилось скучновато, а иногда даже и тошно, как, например, в случае экономии
металла при помощи конусообразной втулки. Нет, пусть остаются в жизни тайны, и
как можно больше, в этом мы с Филиппом Филипповичем полностью согласны.
Надеялся
Филипп Филиппович и на то, что останутся тайной, во всяком случае для жены, его
свидания с Марго, медсестрой из их районной поликлиники, тем более что жила
Марго на другом конце города, и он два раза в неделю ездил к ней в Медведково - считай, что в другой город. Там его никто не знал, но входя в ее двор,
он на всякий случай наклеивал усы, и когда проходил сквозь строй старушек,
сидящих у подъезда, усы непременно теребил, обращал на них внимание, чтобы
потом в случае чего сказать: да господь с вами, никогда я в этом районе не
бывал и усов у меня сроду не было! Но на самом-то деле он понимал, что "в
случае чего" никакие усы не помогут, просто ему нравилась такая игра:
свидания от этого становились еще таинственнее и слаще, а жизнь - похожей на ту, которую показывают в кино.
Как вы
догадываетесь, и эта тайна лопнула, как воздушный шарик, - этого всегда следует ожидать, коли уж повадился ходить по явочным квартирам,
но произошло это так глупо, что было даже обидно. Облом случился из-за того,
что одна из бабок, дважды в неделю сверлившая в Медведково Филиппа Филипповича
взглядом, устроилась сидеть с ребенком как раз в их подъезде. И надо же было
додуматься - ездить в такую даль, чтобы сидеть в чужом
районе с чужим ребенком, но старушенция эта как раз додумалась, и когда Филипп
Филиппович в первый раз увидел ее прямо перед собой в собственном дворе, от
неожиданности на него напал столбняк, во время которого он видимо по инерции,
вытащил из кармана усы и привычным движением приладил их себе под нос, причем,
вы только подумайте, прямо на глазах у старухи. Видавшая виды бабка даже если
удивилась, то на какую-нибудь жалкую секунду, и никакого столбняка с ней-то как
раз и не произошло. Она заинтересованно проследила за странной манипуляцией
этого типа, который ходил по понедельникам и четвергам к Маргошке, и немедленно
сделала из этого нелепый, абсурдный, но, к сожалению, совершенно правильный
вывод. Следствием этой встречи оказалась запертая на задвижку дверь в квартире
Филиппа Филипповича, когда он, как обычно по четвергам, вернулся домой около двенадцати
часов ночи с семинара по истории партии. До утра он сидел в подъезде на
подоконнике и размышлял о том, как, черт побери, непредсказуемо человеческое
существование.
А на
следующий день жизнь снова подтвердила Филиппу Филипповичу свою таинственность,
когда он внеурочно - ведь была пятница - направился к Марго, предвкушая, как его нежная подруга обомлеет от счастья,
услышав, что он пришел к ней навсегда. Он позвонил в дверь условным звонком, но
никто не откликнулся. Тогда Филипп Филиппович вышел на улицу, причем уже без
усов, маскироваться теперь не имело
смысла, - он обошел дом и отыскал окна Марго. Там
горел свет, и Филипп Филиппович снова поднялся на четвертый этаж. Он звонил
непрерывно минут пять, пока, наконец, дверь не приоткрылась и Марго,
растрепанная, в халатике, с плавающим взглядом, не сказала недовольно в щель:
- Сегодня пятница.
- Я пришел насовсем! - радостно
сообщил Филипп Филиппович и сделал шаг вперед.
- Пятница, а не четверг, - еще раз
попыталась разъяснить непонятливому возлюбленному Марго и ловко захлопнула
дверь, едва не прищемив ему нос.
И опять
Филипп Филиппович сидел несколько часов на подоконнике, но на этот раз в
Медведково, и размышлял о том, как странно устроена жизнь. Через два или даже
три часа он понял, что вряд ли Марго сегодня выйдет из дома и что вполне уже можно отправляться куда глаза
глядят. Глаза же его глядели на этот раз в сторону родимого дома, потому что никаких
других адресов он больше не знал. Рассудив, что провести ночь лучше в своем
подъезде, чем в чужом, он туда и направился. На всякий случай он все-таки
позвонил в свою дверь, и - о, эти
нескончаемые сюрпризы! - жена сразу
же открыла ему и без тени упрека спросила:
- Ты что, ключи потерял?
- Да!.. - выкрикнул от неожиданности Филипп
Филиппович. - То есть, нет!..
- Есть будешь? - спросила
жена.
- Да, - снова сказал блудный муж, - то есть… буду.
И
отправился мыть руки.
Он сел
на краешек ванны, пустил воду и вдруг заплакал. Представляете, мужчина,
кормилец, старший инженер КБ, и заплакал! Это были слезы благодарности, однако
вовсе не жене, как вы можете подумать: он благодарил жизнь - за ее изобретательность, за щедрость на выдумки и тайны.
Много,
очень много раз жизнь и в дальнейшем удивляла Филиппа Филипповича, да что там
удивляла - приводила в полное недоумение. Ну как
было не удивляться, если один его сын-близнец учился чуть ли не лучше всех в
классе, а другой, так и не одолев премудрости сначала шестого, а потом седьмого
класса, отправился под нажимом родителей
прямехонько в ПТУ. Как было не дивиться параллельным конструкциям, сооружаемым
жизнью, когда в одно и то же время, с разницей лишь в несколько дней, один
близнец поступил в автодорожный институт, а другой - в камеру предварительного заключения Бутырской тюрьмы, за наркотики и
прочую пакость. А ведь росли близнецы вместе, одни и те же фильмы по телевизору
смотрели.
Тайна?
Тайна. И еще какая!
А
история с телевизором? Скорее всего, и вы слышали про этот случай, но наверное
решили, что это небылица. Сломался их старенький, еще черно-белый телевизор, а
где взять новый, было совершенно непонятно, но буквально на следующий же день
они выиграли в лотерее именно телевизор, причем большой, цветной, о котором и
мечтать-то не смели. И что интересно - больше они
никогда не выигрывали даже рубля, хотя, как вы понимаете, участвовали с тех пор
во всех лотереях, которые только могло придумать государство. Так что
фактически вся жизнь Филиппа Филипповича была сплошной цепочкой необъяснимых
событий, которые его то радовали, то тревожили, и просыпаясь утром, он всегда
думал: "Интересно, а что случится сегодня?" - ну прямо совсем как ребенок. Жена так ему и говорила: "Ну ты,
Филипп, прямо совсем как ребенок!" - на что он
только пожимал плечами.
В то
утро, ради которого мы, собственно, и затеяли рассказ, Филипп Филиппович,
проснувшись, как всегда, на десять минут раньше, чем звонил будильник, лежал и
смотрел в потолок, на котором, благодаря протечке, случившейся вчера у верхних
соседей, явно вырисовывались два полушария карты мира. Самое темное пятно
находилось как раз там, где на карте располагается Россия и Москва, а если бы
карта была более подробная, то пятно наверняка бы накрыло улицу, а может быть
даже и квартиру, в которой Филипп Филиппович жил. "Но почему именно мою
квартиру?" - ни с того ни с сего подумал он и впервые
не обрадовался загадке. Вдруг оказалось, что он знает ответ. "Потому что
соседи алкоголики и хамы, - сказал он
сам себе, - потому что снова надо отпрашиваться с работы,
чтобы пойти в жилищную контору и заявить о протечке, потому что в трамвае опять
будет давка и оторвут пуговицы, потому что отпуск только что кончился и теперь
ждать целый год. И потому еще, что жена совсем превратилась в пилу с кривыми
зубьями, а дальше будет еще тоскливее, и Кузькин пошел на повышение, в то
время, как ему, Филиппу Филипповичу, не светит даже прибавка к зарплате".
Он смотрел на потолок и читал свою будущую
жизнь. Она просматривалась насквозь, до самого отдаленного уголка - ни малейшего затемнения, ни хотя бы крошечной загадки, Он видел
стареющую жену, с трудом поднимающуюся по лестнице с полной кошелкой; сыновей,
которых не поймешь, совсем как чужие; пьянку на работе восьмого марта и тосты
"за присутствующих дам" и "мужчины пьют стоя"; очередной
отпуск на садовом участке в шесть соток; и скуку, скуку, скуку.
"Что
ли старею?" - удивился Филипп Филиппович.
Жена
посапывала рядом, лицо у нее было бледное и напряженное, наверное, ей снилась
ее начальница.
Филипп
Филиппович тронул жену за плечо.
- Лиза, а Лиза! - позвал он.
- А?.. Что?.. - жена открыла глаза. - Что, будильник?
- Да нет, - с досадой проговорил Филипп Филиппович, - не будильник. Я хотел тебя спросить: стареем мы, что ли?
- Ты что? - жена села на постели и испуганно посмотрела
на мужа. - Спятил?
- Да, стареем, - решил
Филипп Филиппович и горестно покачал головой.
Жена
пожала плечами, встала и накинула халат. Привычным движением она раздвинула
шторы и приоткрыла форточку. В комнате стало светло и уныло. Тайна выглянула из
темного уголка за шкафом, тяжело взлетела к потолку и, немного покружившись по
комнате, вылетела в форточку. Больше в этом доме ей делать было нечего.