ТАКОЙ ВОТ ПАРАДОКС!

 

Он идет слегка подпрыгивающей походкой, высокий, стройный, длинноногий, с букетом вызывающе красных цветов, притягивая к себе  внимание всех, ну, буквально, всех встречных. Несмотря на хмурость и серость февральского дня,  он в светлых, почти белых джинсах, а на губах у него, подобно солнечному блику, то появляется, то исчезает улыбка.

        Он  переходит улицу перед нашим остановившимся у перекрестка автобусом, и я кивком показываю подруге на это диковинное  зрелище: мужчину с цветами. Взглянув на нее, я  вижу, что и она неотрывно смотрит на длинноногого пешехода, однако на лице у нее замерла вовсе не восхищенная, а насмешливая улыбка.

-          Ты знаешь, куда он идет? – спрашивает она.

-          Куда?

Мне любопытно, что она об этом думает.

-          Делать предложение, - объясняет подруга. – Давно собирался, но все время что-то мешало. То командировка, то невеста заболела гриппом с осложнениями. К тому же ее тетка этот брак не одобряет. А сейчас ему как раз прибавили зарплату, и он решил, что самое время.

-          Ты его знаешь? – удивляюсь я.

-          Откуда? – удивляется подруга.

-           Ну, такие подробности!..

-           А у тебя есть другие версии?

Подруга без улыбки смотрит на меня.

          -  Ну… Идет на день рождения к собственной матери… – неуверенно произношу я, и подруга саркастически улыбается. Впрочем, я и сама чувствую неубедительность своего предположения. – Или идет на день рождения к своей приятельнице…

        -          …чтобы, когда гости разойдутся, сделать ей предложение, – радостно заканчивает моя подруга.

         -          Но разве сейчас это так делается? – не сдаюсь я. – Это раньше и не здесь. Это в пятидесятые годы и в Курске: предложения, цветы, тетки…

         -           А он из Курска,  – невозмутимо подтверждает подруга.  – Его мама так научила. И друг его так женился. А теперь его очередь. А то, что он перевалил в другую эпоху и в другую страну, он и не заметил. У него же одна извилина!

         -          Почему это? – обижаюсь я. – По-моему, вполне симпатичный человек. Это ты из зависти, что он не тебе несет цветы.

         -          У меня такой уже был, – возражает подруга. – Второй муж. Характерно, что тоже любил ходить в белых штанах. И цветы все время мне покупал, правда, на мои же деньги. Я зарабатывала, а он покупал.

         -          Не работал? – удивляюсь я. – А что же делал?

         -          Как тебе сказать… –  задумывается подруга. И добавляет загадочное: – Бакенбарды фигурно стриг.

         -          Парикмахер? – догадываюсь я.

         Подруга  отрицательно мотает головой, а в глазах у нее возмущенное непонимание: как я могла такое даже предположить!

          Я бросаю подозрительный взгляд на красавца с цветами, шагающего как раз рядом с моим окошком: его бакенбарды подстрижены аккуратной фигурной скобкой со сложной загогулиной внизу.

          Я с изумлением, чуть ли не с испугом, смотрю на подругу.

          Она тоже взглядывает на предмет нашего раздора и с удовлетворенной улыбкой говорит:

         -          Ага… Точь-в-точь!

         Автобус, наконец, трогается, алые гвоздики исчезают из вида, оставив в моей душе глубокую царапину разочарования. Мы молчим. Подруга чувствует себя виноватой в том, что у меня испортилось настроение, и ищет какую-нибудь нейтральную тему для разговора.

         -          Зима, а как тепло! – говорит она. – В Москве сейчас наверное гололедица.

         Я киваю. Собственно, она ни в чем не виновата.

          -          Знаешь, почему я не люблю зиму? –  спрашивает подруга.

          -          Холодно?

          -          Поэтому тоже, - миролюбиво соглашается подруга, - но главное – я именно зимой всегда развожусь. Чаще всего как раз в гололедицу.

         Я опять удивляюсь, но стараюсь, чтобы подруга этого не заметила:  согласитесь, странно, когда у человека в моем возрасте на лице постоянно написано  удивление.

          -          Мой муж, – продолжает подруга, – в гололедицу поскользнулся на улице и загремел в больницу. Когда я вечером прибежала к нему с работы, он был уже в гипсе, а около него сидела девица, годная ему по возрасту в дочки, с ногами, не помещающимися в палате, и прожекторами вместо глаз. Он сказал, что это свидетельница. Что она как раз проходила мимо и по просьбе врачей отвезла его  в больницу. «И осталась тут навсегда?» – поинтересовалась я, потому что с тех пор прошло уже часов шесть. «Она ждет, чтобы пришел кто-нибудь из родных и сменил ее», - объяснил муж.  «Я давно хотела с вами познакомиться», - подтвердила свидетельница.  «С утра?» – спросила я. «Почему с утра? – не поняла девушка. – Еще с тех пор, как вы попросили меня пойти с Толиком вместо вас на Пугачеву. Ну, у вас еще болели зубы! Помните?».  «Ах, вот с каких пор! – сказала я и нежно улыбнулась мужу. –  А можно, милая девушка, я вас попрошу  еще об одном одолжении?» Свидетельница робко кивнула и, чуя неладное, вопросительно посмотрела на то, что буквально десять минут назад я еще считала своим мужем.   «Я попрошу вас ни при каких обстоятельствах не покупать для Толика молочные продукты жирностью больше трех процентов: холестерин, алкоголизм, печень. И ни в коем случае ничего сладкого – на подступах диабет.  И из больницы его забирать придется вам.  Причем к себе домой.». Свидетельница сидела ни жива ни мертва. «А вы?..» – пролепетала она.  «А у меня болят зубы, - объяснила я и для большей убедительности потрогала рукой щеку. – Вам опять придется меня заменить, милочка.» «Но, может быть, к тому времени зубы пройдут? – девушка хватается за эту мысль, как утопающий за соломинку. – Он долго здесь пролежит, у него тройной перелом… Может быть, пройдут?..» - чуть ли не рыдает она. «Не пройдут!» – уверенно обещаю я и, весело помахав оцепеневшему от ужаса мужу, выскакиваю  из палаты.

        -          Ну и что было дальше?! – мне так интересно, что я уже не скрываю любопытства. – Она действительно ходила к нему в больницу?

         -          Понятия не имею, - пожимает плечами моя приятельница. – Я с ним встретилась уже в суде, когда нас разводили. И вид у него, надо сказать, был довольно жалкий.

          -          Но бакенбарды были в порядке? – острю я, пытаясь соответствовать подруге.

          -          Какие бакенбарды? – удивляется она. – Ах, ты о Викентии! Нет, это был уже другой муж. Третий. У него не было ни бакенбардов, ни волос – голова голая, как коленка. Не понимаю я эту дылду: и что там можно было любить?

          -          Слушай, а сколько всего их у тебя было?

          -          Кого? Мужей? – уточняет подруга. – Да кто же их считает? Много было. Может, пять, может, шесть – какая разница? Все одинаковые. Вот как этот – с цветами.

          -          Но как же можно жить, если так ко всем относиться? – возмущаюсь я.

          -          Как жить? Отлично! – восклицает подруга и вскакивает с места. – Пока! Мне сходить. Звони!

          И выпархивает из автобуса.

 

Когда примерно через полгода я собралась замуж, меня раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, мне хотелось показать Владика моей многоопытной подруге, чтобы она, пока не поздно, высказала о нем свое мнение. Но с другой стороны, я боялась, как бы своим скептическим взглядом она не разрушила то хрупкое состояние взаимной упоенности, которую мы с Владиком испытывали по отношению друг к другу и которая, собственно, и привела нас к решению соединить две упоенности в одну. И все-таки осторожность и благоразумие взяли во мне верх, тем более что я была уверена: в моем Владике даже моя привередливая подруга не сможет найти никаких изъянов.

          -          Давайте вместе поужинаем, –  согласилась подруга. – Знаешь кафе «Момент»? В семь вечера. Я приду с Егором.

          -          Что это еще за Егор? – удивилась я. – Я его знаю? Видела?

          -          Видела, – кивнула она.– Один раз. Ты вспомнишь.

Я вспомнила.

         Увидев подругу с букетом алых гвоздик, еще даже не взглянув на ее спутника, я уже знала, кто он. Он был все в тех же светлых джинсах, а  его бакенбарды были подстрижены с таким изобретательным изяществом, что представляли собой подлинное произведение искусства.

          -          Здравствуйте,  – улыбнулся Егор. – Мне Людмила о вас много говорила.

          «Мне о вас тоже»,–  чуть не заложила я подругу, но вовремя спохватилась.

           -          Все хорошо! – проворковала подруга, решительно закрывая собой амбразуру, из которой на нее, она чувствовала, огневым вихрем вот-вот устремятся мои вопросы. – А вы, насколько я понимаю, Катин счастливый избранник? – обратилась она к Владику.

          Владик смутился.

          -          Да… Вот мы решили… Объединиться… Так сказать… Пожениться…

          -          Надолго? – деловито осведомилась Людмила.

          -          Что надолго? – не понял Владик.

          -          Людмила шутит! – теперь уже на амбразуру бросилась я и, сделав подруге страшные глаза, поспешно сменила тему: – Как вам вон тот столик у окна?

Ужин прошел на славу. Егор пил водку фужерами и рассказывал анекдоты из репертуара армянского радио. Я позавидовала его памяти: анекдоты были не менее чем двадцатилетней давности и совершенно не смешные. Зато Владик был на высоте. Пил только минеральную воду, был галантен и молчалив, а если иногда острил – то исключительно удачно. У меня не было сомнений, что на этот раз Люда вынуждена будет признать, что не все мужчины одинаковые. За нашим столом это было видно невооруженным глазом.

          Когда мужчины ушли курить, я буквально набросилась на Людмилу:

          -          Ну как?!

          -          Не вариант! – покачала головой она.

          -           Как не вариант? – изумилась я. – Как не вариант?! Интеллигентный. Не болтун. Высокий. Чем он тебе не нравится?

           -          Нравится. Но не для брака.

           -          Почему?

           -          У него подбородок раздвоен.

           -          И что???

          -          Значит, бабник. И вообще ты не в его вкусе.

          -          Я? Не в его? Вкусе?! А почему же он решил жениться?

         -            Из соображений целесообразности. Вообще-то ему нравятся миниатюрные брюнетки.  Он рыжий и длинный как удочка, а значит, крупные блондинки  не его стихия.

          -          Он не рыжий, а блондин, –  обиделась я, – и не как удочка, а хорошего роста.

           -          Как хочешь, – пожала плечами Людмила. – Но имей в виду, что он алкоголик.

           -          Он же не пьет!!!

           -          Это сейчас. Потому что в завязке. Но не навек же!

         -          Какая ерунда! – раздраженно оборвала я ее. – Ладно, скажи лучше, откуда ты выкопала свое сокровище?

-              Егора? Да я с ним примерно месяц назад в одном доме познакомилась. Его невеста бросила, так у меня просто сердце разрывалось смотреть, как он убивается. Пожалела человека.

-          И что теперь?

-          Замуж зовет. Говорит, зарплату прибавили, можно и жениться. Маме в Курск написал.

-          Действительно в Курск? – не поверила я.

-           В Курск, –  кивнула подруга.

-          А ты?

-          Да неохота. Был у меня уже такой – ничего хорошего. Но с другой стороны,  и другие были тоже не подарок. Не за кого замуж выходить, не знаю, что делать.

-          А я знаю! – зло сказала я. – Вот специально выйду за Владика, чтобы доказать тебе, во-первых, что не все одинаковые, а во-вторых, что в таких делах твой опыт ни черта не стоит!

-          Ну-ну, дерзай! – благословила меня подруга. 

С Владиком мы разошлись через полтора года. Он оказался хроническим алкоголиком, имеющим неодолимую тягу к женскому полу – особенно к миниатюрным, кошачьего типа брюнеткам.

 О том, что мы разошлись, я сообщила Людмиле, когда все уже было давно позади. Она не удивилась.

-      Разошлись? Из-за чего?

-               Жадный, –  соврала я: ну не могла я допустить, чтобы она сказала: «А я что говорила?»

-           Да ну? – не поверила она. – Никогда бы не подумала! У него же уголки губ загнуты вверх! И глаза широко расставлены. Нет, – она уверенно и энергично замотала головой, –  ты что-то темнишь. Не сходится!

-    Представь себе, что и ты иногда ошибаешься!

-   Ошибаюсь? – она недоверчиво пожала плечами. –  Первый раз в жизни… Слушай,  – надежда, как молния, блеснула в ее глазах, – а ты не врешь?

Встретив мой кристально честный взгляд, Людмила сникла: рушилась  вся система ее жизни, которая до сих пор действовала безотказно, как  мясорубка  фирмы  «Ротел».

          Однако признаться в обмане было выше моих сил.

        - Нет, это какой-то парадокс! – пробормотала она и, совершенно потерянная, пошла прочь.

Явно, это был не лучший день в ее жизни.

 

 

Make a Free Website with Yola.