Лорина Дымова

" ГЕНЕ  ОТ  ЕВГЕНИЯ…"

 

- Ну и что тебе сказали в редакции? -  спросила Милка.

Она заранее была недовольна.

Геня пожала плечами:

- Всё как всегда. Редактор сказал, что у них нет денег и что они вообще не печатают рассказы на любовную тему. Мы, говорит, общественно-политическое издание. Напишите что-нибудь актуальное, злободневное, тогда, говорит, может быть, и напечатаем.

- Бесплатно?

- Бесплатно.

- А ты?

- Ну а что я? Извините, говорю. Собрала свои листочки и пошла. Дело в том…

- Постой-постой, - враждебно перебила  ее Милка. - Я что-то не поняла. Тебе дают от ворот поворот, и ты же извиняешься?

- А кто должен извиняться? Не он же?

- Подожди… - недовольно поморщилась Милка. - Скажи, как он выглядит? Сколько ему лет?

- Да, наверное, лет шестьдесят…

- Хорош собой? Статен? С благородной сединой?

- Ты что! Маленький, толстенький и совершенно лысый. Как колобок.

- А теперь подойди к зеркалу, - холодно скомандовала Милка, - а по пути остановись у этажерки и посчитай, сколько там стоит книг Евгении Крыловой.

- Ну и что?

- Ну и ничего. Надеюсь, ты сказала ему, что тебе Сергей Юрский руки целовал?

- Этого еще не хватало! - Геня рассмеялась. - И что муж у меня художник, тоже не сказала.

- Напрасно! - не одобрила Милка. - Надо было сказать. И что он выиграл конкурс в Италии - тоже.

- Да ну тебя! - отмахнулась Геня. - Хватит болтать глупости!

- И как ты не понимаешь! - с жаром заговорила Людмила. - Ты - молодая, красавица, писательница, объездила полмира, муж художник, лауреат. И этот твой жалкий редактор - старый сморчок…

- Колобок, - поправила Геня. - Сморчок сморщенный, а этот гладкий.

- …и этот старый сморчок, - упрямо повторила Милка, - который ничего, кроме своих облезлых стен и жены-индюшки, не видел. Да если хочешь знать, ты ему оказала честь, переступив их паршивый порог, а он тебе отказывает! И ты еще спрашиваешь, кто должен извиняться? Тебя занесло в эту тьмутаракань, где нет ничего, даже приличных журналов, но ты от этого хуже не стала. Это у тьмутаракани, наконец, появился шанс стать цивилизованным населенным пунктом! Благодаря тебе!

- Но если они, действительно, печатают только злободневные материалы? - Геня была вынуждена заступиться за несчастного редактора. - Они же не литературное издание!

- Значит, с той минуты, как ты вошла в их, с позволения сказать, "офис", они должны были изменить направление своего журнала, - убежденно проговорила Милка. - С этого мгновения их журнал должен был стать литературно-художественным

- Ладно, проехали, - сказала Геня и замолчала.

Больше они к этому не возвращались.

Жизнь текла, как серая полувысохшая речонка. Кончилась зима. Зацвел и отцвел миндаль. Зной наступал на город и все чаще не радовал, а раздражал.

- Ты знаешь, что твой колобок ушел из журнала? - торжествующе прокричала Милка, врываясь к подруге в квартиру. - Уехал в Канаду!

- Ну и что?

- А то, что на его месте сидит теперь уже, действительно, сморчок! Я специально зашла в редакцию на него посмотреть, сделала вид, будто ошиблась дверью! Рост - метр с небольшим довеском. Лица почти не видно - такое крошечное. Как раз то, что надо!

Милка была просто счастлива.

- Филимонов уже туда ходил, - остудила ее пыл Геня. - Все то же самое: "Мы общественно-политическое издание".

- Ну, это мы еще посмотрим, - мстительно процедила Милка. - Филимонов это одно, а ты - другое. Филимонов не длинноногая блондинка, и вряд ли он знаком с Юрским!

 Милка решительно направилась к гардеробу.

- Что ты собираешься делать? - поинтересовалась Геня.

- Не я, а ты, - твердо проговорила Милка. - Давай посмотрим твои шмотки.

- Да ты что! Зачем? - запротестовала Геня, понимая, к чему клонится дело.

Милка не ответила и открыла гардероб.

- Та-ак… - задумчиво протянула она и стала сначала рассеянно, а потом все целеустремленнее перебирать платья и блузки. - Это не годится, это - слишком официально. Это темное. Это без фантазии… Послушай, подруга, - вспомнила она, - а ведь у тебя было платье, такое сиреневое, пышное, с воланами на рукавах! Где оно?

- Еще чего! - возмутилась Геня. - Во-первых, я никуда не собираюсь идти. А во-вторых, даже если бы и пошла, то уж никак не в платье для романтических встреч!

- Пойдешь! И именно в нем! - непререкаемо произнесла Людмила. - И в этой шляпе! - Она вытащила розоватую шляпу с огромными полями. - Послуш-шай, - прошипела она в ответ на протестующее движение Гени, - мне надоели эти твои интеллигентские штучки. Пойдешь и будешь говорить то, что я тебе скажу, поняла?

Как это ни невероятно, но Геня сдалась. И вовсе не потому, что ей уж очень хотелось напечататься в журнале. Честно говоря, публикация эта ничего в ее, с позволения сказать, карьере, не меняла, но ей ни за что не хотелось видеть жизнь такой, какой ее видела подруга, и было необходимо доказать Милке, что та не права. Не может же быть, что мир и вправду устроен так прямолинейно и незамысловато!  И, кроме того…

Скажите, положа руку на сердце, кто из вас среди скуки и монотонности будничной жизни откажется поучаствовать в захватывающем спектакле? Тем более если вам в нем отведена главная роль?..

 

В ясное солнечное утро в редакцию  общественно-политического журнала "Горизонты" впорхнуло сиреневое облако, благоухающее "Шанелью" №5

Небольшой человечек со скомканным лицом в одиночестве сидел за столом и что-то читал. Он оторвал глаза от текста и недовольно посмотрел на посетительницу.

- Так вот вы какой! - воскликнуло облако и, опустилось на стул рядом с человечком.

 Тот оторопел.

- Вы к кому? - изумленно спросил он. - Кто вам нужен?

- Разумеется, вы, кто же еще? - удивилась Геня и лучезарно улыбнулась. - Вы, Михаил Яковлевич!

- Я? - еще сильнее изумился редактор и вдруг забормотал не вполне членораздельно: - Здесь, видите ли, редакция… Журнал… Разве мы знакомы? Журнал, видите ли…

- Не переживайте! - успокоила его Геня и достала из сумочки пудреницу.

Пока она пудрилась, Михаил Яковлевич испуганно рассматривал невиданное, волшебным образом возникшее перед ним существо. Сильнее всего его пугали сиреневые воланы на рукавах существа и замысловатый серебряный вензель на цепочке, свисающий с шеи.

- Ну вот, теперь все в порядке, - удовлетворенно сказала Геня, захлопывая пудреницу. - Давайте знакомиться. Евгения Крылова. Да, да, та самая Крылова!

Она посмотрела на него долгим выразительным взглядом и протянула руку для поцелуя.

Потрясенно он взглянул на нее и, как загипнотизированный, поцеловал руку. Его губы давно уже забыли это движение, но - вспомнили, и им явно понравилось.

- Для близких я Геня, - интимно сообщила посетительница. - Меня стали так называть с Женькиной легкой руки, после того, как он написал мне на своей книжке: "Гене от Евгения, поскольку оба - гении".

Увидев непонимающий взгляд своего визави, она пояснила:

- Ну, Евтушенко же... Женя Евтушенко.

Подождав, пока редактор захлопнет рот, она наклонилась к нему и тихо сказала, почти прошептала:

- Вы меня тоже можете звать Геня, я вижу, что мы с вами, как сказал Киплинг, "одной крови".

- Да я… Да вы… Так сказать… В общем и целом… Понимаете…Уф!… - редактор бессильно откинулся на спинку стула.

- Ничего, ничего, не смущайтесь, - подбодрила его Геня и достала из сумочки веер. - Сережа тоже сначала смущался, а потом понял, что я такая же, как все, что со мной можно по-простому.

Редактор лежал на стуле, уже и не пытаясь выдавить из себя какую-нибудь фразу, но в глазах его читался мучительный вопрос.

- Сережа Юрский, - пояснила Геня. - Актер. - Она достала веер, раскрыла его и добавила: - Великий актер.

- Я… Вы… В общем, да… Уф!… - сказал редактор.

- Да, вы правы, жарко! - согласилась Геня, обмахиваясь ажурным веером. - Особенно в таком костюме, как у вас. Я бы на вашем месте сменила его на бермуды и легкую спортивную рубашку кремового цвета. Вы бы стали похожи на элегантного колонизатора.

В эту секунду она услышала собственный голос и ужаснулась, куда это ее понесло: такого текста не могла придумать даже Милка. Однако, увидев в глазах редактора муку, смешанную с восторгом, Геня поняла, что идет правильным путем.

- Вы знаете, Михаил Яковлевич, когда мой муж был в Италии на бьеннале, сначала он тоже постоянно был при параде: костюм, галстук и прочие глупости. Ему, видите ли, было неудобно появиться в выставочном зале в шортах. Но после того как он получил главный приз и все его картины раскупили в один день, всё стало удобно. И шорты, и майка, и хвостик с ленточкой на затылке. Странно устроены люди, не правда ли?

- Д-да… - выдавил из себя редактор и вытер ладонью лоб.

- Но я совсем вас заговорила! А вы как воспитанный человек терпите. Ради Бога, простите! - Геня виновато и беспомощно улыбнулась. - Уж кто-кто, а я понимаю, как ценно время. Особенно время редактора.

Она опять открыла сумочку и достала оттуда сложенные вдвое листы.

- Я принесла вам пока только два рассказа. Они довольно длинные, поэтому их надо печатать по одному, в двух номерах. Не стоит утомлять читателя и печатать их вместе, тем более что вы все-таки не литературный журнал.

- М-м… Да… Как же… - сказал редактор.

- Рассказы, как вы догадываетесь, о любви, - Геня кокетливо посмотрела на собеседника. - О чем же еще я могу писать?

- Да… Как же… Конечно…- сказал редактор.

- Грабить я вас тоже не хочу. Я знаю, как плачевны дела у русских изданий! Двести шекелей за рассказ.

- Да… Конечно… Как же… - сказал редактор.

Геня поднялась.

- Не буду больше отнимать у вас время, мой дорогой Михаил Яковлевич. Прощайте!

Она протянула ему руку для поцелуя.

Редактор судорожно облизал пересохшие губы и приник к руке.

- Ну, кто же целует даме руку, не глядя ей в глаза? - ласково пожурила она редактора, и тот жалобно улыбнулся.

- Ну-ну, ничего, в следующий раз исправитесь. Через недельку-другую я загляну к вам снова, договорились? И подарю вам свою последнюю книжку. Американскую. Или, может быть, вы хотите здешнюю?

Редактор закивал, замычал и почему-то развел руками.

Сиреневое облачко, шурша шелками, пролетело по комнате, на мгновение задержалось в дверях и растаяло, как и полагается облачку, оставив после себя опьяняющий аромат "Шанели" №5.

 

- Ну что? - спросила Милка, ожидавшая Геню в сквере неподалеку.

Геня селя рядом с подругой и сняла розовую шляпу, которая все время страшно ей мешала.

- Двести шекелей за рассказ!

- Вот это я понимаю! Когда?

- Думаю, что в ближайшем номере.

- А теперь, - с ехидством проговорила Людмила, - громко и отчетливо, на весь сквер, скажи, кто был прав?

- Ты, ты, ты!.. К сожалению, - Геня вздохнула.

- Почему это, к сожалению?

- Второй такой спектакль я вряд ли выдержу.

- Выдержишь как миленькая, - пообещала Милка. - Куда же ты теперь денешься!

Они поднялись и медленно пошли по аллее: Милка - довольная тем, что, как всегда, оказалась права, а Геня… Геня испытывала двоякое чувство: грусть, что мир и вправду так прост и незатейлив, и радость, что теперь, похоже, ее рассказы не будут лежать в столе, но главное - что она нашла еще один, по-тря-сающий сюжет для нового рассказа.