ГЕРКУЛЕСОВАЯ КАША

 

Была у меня знакомая, и очень она хотела замуж, но почему-то у нее это никак не получалось. Была она веселая, кругленькая, с ямочками на щеках – все, казалось бы, к замужеству располагало. Ведь мужчины что любят? Чтобы женщина была веселая, кругленькая, а уж если к тому же и ямочки на щеках, то всё, считай, ты уже замужем. А Сонечка так считать не могла, хотя и очень хотела.

И нельзя сказать, чтобы она была слишком разборчива, нет, ничего подобного. Хотелось бы, конечно, чтобы и муж был веселый, добрый и толстый, чтобы они вместе смотрели телевизор и смеялись, но никаких таких условий она  не ставила. Какой будет, такой и хорошо.

И что интересно, мужчинам она нравилась, и время от времени у нее появлялись ухажеры. И в кино приглашали, и в гости к ней с тортом приходили, но каждый раз не доводили дело до конца, и все срывалось. И каждый раз Сонечка была в отчаянии, она садилась в кресло и тихонько плакала в одиночестве, вместо того, чтобы смеяться вместе с мужем возле телевизора, что ей подходило бы гораздо больше. У всех, кто ее знал, просто сердце разрывалось от такой несправедливости судьбы, и они все время Сонечку с кем-нибудь знакомили, хотя  результат был заранее известен. В конце концов, они сдались – то ли  потому что безрезультатные действия расхолаживают, то ли  потому что из знакомых неженатых мужчин не осталось ни одного, кто бы не ходил с Сонечкой в кино. И Сонечка тоже сникла, погрустнела и стала готовиться стать старой девой. Но – великое дело случай! Нет, вернее, не случай, а упорство и целеустремленность. Нет, упорство тут тоже не при чем, потому что если говорить об упорстве, то не о Сонечкином, а, наоборот, об упорстве ее знакомых.

Поскольку в поиски достойной пары для Сонечка были вовлечены не только все ее знакомые, не только знакомые ее знакомых, а еще и знакомые знакомых знакомых, то до последних волна всеобщего разочарования докатилась не сразу, и некая Виктория Львовна позвонила знакомой, знакомая которой была знакома с Сонечкой, а эта знакомая позвонила уже самой Сонечке и сообщила, что такого-то числа во столько-то часов на Казанский вокзал прибудет поезд из Омска, на котором в Москву по делам приедет Ватрушкин. Кроме дел в министерстве и похода в Грановитую палату, в его планы входит познакомиться с Сонечкой. Никто про него ничего не знает, кроме того, что зовут его Николай, что он не женат и что едет в четвертом вагоне. Сонечка узнает его по красной шапочке с козырьком. Всё.

Как это так – "узнает его"? Что, она должна его встречать? Это незнакомого-то человека? И где останавливается четвертый вагон? А что значит "в красной шапочке с козырьком"? А если там еще кто-то будет с козырьком.?  Да не один, а несколько? Все было непонятно, кроме "не женат". Но это было существенно.

Такого-то числа за полчаса до такого-то времени Сонечка стояла на платформе, предварительно выяснив, где останавливается четвертый вагон.

Она трепетала.

Николай! Ватрушкин! А лучше – Коля Ватрушкин. Кругленький, курносый и голубоглазый. В красной шапочке с козырьком. Ах, как она ему идет! И как он улыбается. Это же надо, чтобы в огромной Москве, где есть всё, именно такого Ватрушкина не было! А в каком-то Омске – пожалуйста, есть. Но зато там нет милой и симпатичной Сонечки. Конечно, нет, раз до сих пор Коля такую не встретил, и вот теперь надеется на Москву.

Четвертый вагон остановился точь-в-точь напротив Сонечки, как по заказу, и, как по заказу, первым из него вышел Коля. Правда, на нем была не красная, а бордовая, и не шапочка, а кепочка, но какое это имело значение, если он был ну просто на удивление именно такой, каким представляла его себе Сонечка: маленький, кругленький и курносый! Она улыбнулась и бросилась к нему, и он тоже заулыбался в ответ, поставил около нее чемодан и сказал:

- Вот я и приехал.

- Коля!.. Ой… извините, Николай… Как вы доехали? В поезде было жарко?

- Жарко, - кивнул Николай. – Только я не Коля. Я Петя.

- Не может быть, - не согласилась Сонечка, - вы Николай.

- Да нет, Петя, - с сожалением сказал Петя. – Наверное, кто-то что-то перепутал.

- Наверное, Стелла. А может быть, и Люба. Или даже Виктория Львовна.

- Скорей всего, Виктория Львовна, - предположил Петя. – А как вас зовут?

- Я – Сонечка. Вернее, Соня. Софья Павлова Краснобокова.

- Очень рад познакомится, Сонечка, - сказал Петя. – Вот уж не ожидал! Первый шага в Москве –  и такой сюрприз!

- А вы разве не знали, что я вас буду встречать?

- Ну, я, конечно, чувствовал, что что-то такое будет, но, честно говоря, не предполагал… Я ведь в Москве первый раз.

Он собирался еще что-то сказать, но вдруг увидел, как изменилось Сонечкино лицо. Глазами, округлившимися то ли от изумления, то ли от ужаса, она смотрела на высокого, как жердь, тощего мужчину в очках и красной шапочке с козырьком, только что вышедшего из вагона. Он озирался по сторонам и явно кого-то ждал.

- Извините… - пролепетала Сонечка. – Я сейчас…

Не глядя на Петю, как загипнотизированная, она подошла к высокому мужчине и спросила:

- Вы… Николай?

- Николай, - кивнул мужчина.

- Ватрушкин?

- Ватрушкин. А вы видимо Соня?

- Соня… - она грустно покачала головой. – Это я вас встречаю?

- Надеюсь, что меня, - улыбнулся Николай. – Или может быть еще кого-то?

- Извините… - прошептала Сонечка. – Я сейчас…

Она вернулась к Пете.

- Извините… - Соня чуть не плакала. – Но я должна пойти с ним…

И, встретив ничего не понимающий взгляд Пети, объяснила:

- Его зовут Николай…

С опущенной головой она отошла от озадаченного Пети и медленно пошла по платформе, а Николай, тоже ничего не понимающий, покатил вслед за этой странной Соней свой чемодан. Они дошли до метро.

- Как вам, Сонечка, такой план? – сказал Николай. - Я отправлюсь сначала в министерство, а когда освобожусь, позвоню, вы мне скажете адрес, и я приеду к вам. Годится?

- Годится, - обреченно кивнула Сонечка.

- Только вы возьмите мой чемодан, ладно? Не явлюсь же я с чемоданом в министерство? – он засмеялся.

- Конечно… В министерство с чемоданом нельзя… Лучше ко мне…

Она взяла у него чемодан и, не оглядываясь, вошла в метро.

"Какой же он Ватрушкин? – горько думала она. – Он не может быть Ватрушкиным!"

Вечером Ватрушкин уверенно позвонил в Сонечкину дверь.

- Вот, значит, как вы живете, - задумчиво проговорил он, оглядывая квартиру. – А где же третья комната?  Виктория Львовна уверяла, что у вас три?

- Две… - виновато покачала головой Сонечка. – Только две.

Гость обиженно пожал плечами.

- Но хотя бы большая лоджия?

- Лоджия большая, - сказала Сонечка, опустив голову, - очень большая.

Она старалась не смотреть на гостя, уж больно он был черен, худ и угловат. Один раз она даже вскрикнула, когда он локтем ткнулся в окно на кухне, и вздохнула с облегчением, когда выяснилось, что стекло каким-то чудом уцелело.

Увидев блюдо с пирожками, испеченными еще тогда, когда ожидался совсем другой Ватрушкин, гость энергично замотал головой.

- Мучного не ем! – твердо сказал он и объяснил: – Чтобы не поправляться.

- А салат-оливье? – испуганно спросила Сонечка.

- Он же с майонезом! – укоризненно воскликнул Ватрушкин.

- А что же тогда? – чуть не плача, пролепетала хозяйка.

- Какое-нибудь постное мясо. И сырые овощи. Есть?

- Есть! Курица! – обрадовалась Сонечка. – Будете?

- Несите, - подобрел Ватрушкин и улыбнулся.

Когда ужин закончился, он снова обошел квартиру и строго спросил:

- А где я буду спать?

- А вы разве у меня будете?.. – растерялась Сонечка.

- А где же еще? – удивился гость. – Не в гостинице же? Да и вещи мои уже у вас.

Сонечка вздохнула и пошла стелить ему на диване, с тревогой ожидая, что на диван гость не согласится, но тот, слава богу, промолчал.

Заснуть Сонечка никак не могла. "Не хочу этого Ватрушкина, - повторяла она шепотом. - Хочу того… Петю", - забыв, что Петя был вовсе даже не Ватрушкин.

Утром гость встал довольно рано, не спеша умылся и сел завтракать. Разумеется, Сонечка сварила ему яйца всмятку, сделала кашу из геркулеса и салат из огурцов и помидоров, ну конечно, с оливковым маслом. Ватрушкин был доволен и даже несколько раз пошутил.

Допив чай, он вытер губы салфеткой, поблагодарил за завтрак и значительно проговорил:

- Вот что, Сонечка, у меня было время подумать, и я решил, что ваш вариант мне подходит. Жалко конечно, что две комнаты, но, честно говоря, выбирать особенно не из чего. Так что давайте договариваться.

Сонечка смотрела на него, широко раскрыв глаза, и молчала.

- Сегодня мы пойдем в ЗАГС и подадим заявление. Я слышал, что нужно ждать два, а может и три месяца. Это меня очень устраивает. Во вторник я уезжаю. За два месяца я успею уволиться с работы, сдать квартиру, продать кое-какие вещи – не оставлять же жильцам плазменный телевизор, а везти его сюда – покалечу. Все сделаю и приеду – как раз и срок подойдет. Так что отпрашивайтесь сегодня с работы, скажите, что идете подавать заявление – ради такого дела отпустят.

- Но… - у Сонечки вдруг прорезался голос.

- Что значит "но"? - строго спросил Ватрушкин.

- Я.. не хочу… в ЗАГС… - тихо проговорила Сонечка.

- Что?! – удивился Ватрушкин. – Что вы сказали?

- Я не хочу в ЗАГС, - громко и отчетливо повторила Сонечка. - Я не хочу замуж! – она повысила голос. - Не хочу, чтобы вы тут ночевали!!! Чтобы ели геркулесовую кашу! Я ее не люблю!

- Но можно и без каши, - смешался Ватрушкин. – Кашу не обязательно…

- Нет, обязательно! – закричала Сонечка. – Обязательно! А я ее не люблю!

- Но что же тогда делать? – совсем растерялся Ватрушкин. - Что вы хотите?

- Хочу, чтобы вы ушли отсюда! Прямо сейчас! С вещами!!!

- Но куда я пойду?.. – плачущим голосом спросил Ватрушкин.- Я же отказался от гостиницы!..

- Не знаю!!! – рыдала Сонечка. – Куда угодно!  Можно к Виктории Львовне… Не знаю… Только уходите! Или я вызову милицию!

- Успокойтесь, успокойтесь, - испугался Ватрушкин. – Я уйду… уйду… Прямо сейчас.

Дрожащими руками он покидал вещи в чемодан, нахлобучил на голову злополучную шапочку с козырьком и бесшумно исчез из квартиры. А Сонечка бросилась на кровать лицом в подушку и долго, может быть, целый час лежала, не шевелясь. Поднял ее с постели телефонный звонок.

- Ты что, с ума сошла?! – завопила подруга. – Человек приехал специально к тебе, ты ему понравилась, он сделал предложение, а ты его выгнала, как собаку?

- Выгнала… - сокрушенно согласилась Сонечка. – Как собаку…

- Но почему?!

- Он очень худой… - всхлипнула Сонечка. – И я не люблю геркулесовую кашу.

- Что??? – изумилась подруга. – У тебя крыша совсем поехала? В кои веки нашелся человек, а ты!.. Или ты хочешь остаться старой девой?

- Хочу! – воскликнула Сонечка. - Очень хочу! Хочу остаться старой девой!

- Тогда я умываю руки, - сухо сказала подруга. – И, пожалуйста, больше не жалуйся.

И положила трубку.

Если вы думаете, что история на этом закончилась, вы ошибаетесь.

Спустя несколько дней, в выходной, в девять часов утра, в квартиру Сонечки позвонили. Недоумевая, кто бы это мог быть так рано, она открыла дверь и увидела… кого бы вы думали? Да-да, вы совершенно правы, перед ней стоял Петя Ватрушкин собственной персоной. Вернее, не Ватрушкин, а просто Петя. В руках у него был букетик гвоздик, а на лице – неуверенное извиняющееся выражение.

- Вот я и пришел, - сказал он, точь-в-точь как тогда, на вокзале, и виновато пожал плечами.

- Как вы меня нашли?! – воскликнула Сонечка.

- Через справочное, - коротко ответил Петя. – Софья Павловна Краснобокова.

А потом они завтракали яичницей с беконом, а потом обедали наваристой солянкой и пирожками, и конечно ужинали – они уже и не помнят чем, но точно не геркулесовой кашей!

2010

 

Make a Free Website with Yola.