ДИАЛОГИ
***
- А вы никогда не пробовали не писать стихов? – нежно спросил он.
И увидев ее непонимающий взгляд, объяснил:
- У вас прибавилось бы множество друзей!
- Но почему?! – брови ее от удивления поползли вверх.
- Понимаете… Вы такая очаровательная! Милая, красивая, женственная! И только одна раздражающая мелочь…
- ???
- Ваши стихи. Они… Ну, как вам сказать… Вы попробуйте не писать. И увидите, как изменится ваша жизнь.
***
- Когда я была молодая, я цены себе не знала!
- Могу тебя успокоить. Цены и не было. Была молодость, были длинные ноги, они-то как раз и ценились. Причем высоко. А у тебя, как у таковой, цены тогда еще и не было. Так что ты правильно к себе относилась. А вот про теперешнюю твою цену можно и поговорить.
АЛИСА И НЕЗНАКОМЕЦ
С.К.
Алиса и раньше догадывалась, а теперь так вообще уверена, что привычка не идет людям на пользу. Бывает, что человек на тебя не надышится, заботится, предупреждает каждое твое желание, а ты привыкла, вроде так и должно быть, тебе неинтересно, и даже «спасибо» ты говоришь автоматически. А там, где-то за горизонтом, маячит другой силуэт. Он, конечно, расплывчат, но в нем угадывается надежность, твердость и одновременно тонкость – словом, качества, необходимые герою. А Костя (да-да, который не надышится) – ну какая тут твердость: все ему неловко, непрерывно извиняется или благодарит (что одно и то же). Недавно привез Алисе две упаковки минеральной воды, еле дотащил – так тысячу раз извинился. Извини, говорит, что я без разрешения, но тебе тяжело, ты, наверное, по одной бутылке носишь, а я как раз тут недалеко был, а что, думаю, если заскочу на минутку, занесу… Оторву, конечно, от дел, но только на минутку же. Ты не сердишься, нет? Ну и хорошо, спасибо тебе. Я пойду?
А она-то знает, что никаких дел у него здесь, в ее районе, нет, просто два дня назад, рассказывая, как встретила одного их общего знакомого, она сказала: «А у меня были заняты руки: книжки, килограмм мандаринов да еще две бутылки минералки – сдуру купила, хотя обычно возле дома покупаю, представляешь, какая тяжесть!» Вот он и оказался «случайно» в ее районе с двумя упаковками воды. Глядя на него, Алиса всегда вспоминала Славку, верного своего рыцаря в студенческие годы. Он так тщательно и неуклонно заботился о ней, что, возвращаясь поздно вечером к себе в общежитие с очередного свидания, она в темноте, не глядя, протягивала руку за окно и непременно нашаривала там, в сетке, бутылку кефира, которой перед ее уходом не было, но в ее отсутствие Славка непременно заносил и вешал за окно, чтобы кефир не прокис в тепле, пока она шастает неизвестно где и неизвестно с кем. Алиса настолько к этому привыкла, что изумилась бы, если б однажды бутылки за окном не оказалось. Она никогда не задумывалась над тем, что Славка питает к ней не только дружеские чувства, ей казалось, что ему просто нравится заботиться о ней и что это происходит само собой, как идет дождь или каждое утро под окно прилетают голуби. И когда Славка отказался прийти к ней на свадьбу, она была невероятно удивлена и не могла найти этому объяснения. И ведь он действительно не пришел!
Точь-в-точь таким был и Костя с его минеральной водой. А вот того загадочного субъекта, который вызывал у Алисы жгучее любопытство, звали Даниэлем. Даже имя и то было необыкновенным!
Алиса познакомилась с ним, как все теперь знакомятся – по интернету. На интернете был один форум, а говоря нынешним языком, тусовка, где каждый высказывался на любые темы (чаще всего на те, в которых ни бельмеса не смыслил), дружный хор отвечал ему, возражал, спорил, а те, кто поинтеллигентнее, в общих дискуссиях не участвовали, а помещали на форуме свои небольшие статейки, эссе или как там еще это называется. Алиса время от времени выкладывала коротенькие рассказы, несколько человек откликались, бывало, и ругали, но чаще хвалили. Одним из ее постоянных читателей и доброжелательных критиков как раз и был Даниэль. Они живо обменивались мнениями на форуме, а потом стали переписываться уже напрямую, так сказать, без свидетелей. Он тоже жил в Иерусалиме, вернее в его пригороде, в прошлом был журналистом, а кем сейчас, Алиса так и не поняла. Вообще, про него многое было непонятно, но это только давало пищу воображению: загадочный человек, тонкий, остроумный, и, судя по тому, что ему нравились Алисины рассказы, с отличным вкусом. Чего же еще? Прошли времена, когда самым важным в мужчине был рост не менее 1 метра 86 сантиметров и чтобы непременно был худ. Сейчас уже можно было согласиться и на метр семьдесят, и на легкую (все-таки легкую) полноту. И уж конечно, человек, которого зовут Даниэль и который так замечательно острит, не может быть маленьким и толстым, так что воображение продолжало свою работу, и к тому времени, когда Даниэль написал Алисе, что ему бы очень, очень (именно два раза «очень») хотелось бы полистать ее книжки (Алиса оценила, что он не попросил их подарить), к этому времени Алисе и самой уже не терпелось в конце концов его увидеть. Договорились встретиться «как-нибудь на той неделе», каждый делал вид, что ему это, в общем-то, безразлично, и если другой так уж настаивает, то можно, почему бы и нет. Но Алиса и на самом деле была довольна, что только на следующей неделе: ей нужно было успеть сходить к парикмахеру и купить туфли, к новому вишневому свитеру были просто необходимы темно-красные лодочки.
А Даниэль… Да кто знает, о чем думал Даниэль? Как вообще можно понять, что у этих Даниэлей в голове?
Накануне дня, когда они должны были встретиться, как назло, возник Костя, просто невозможно. Опять явился без звонка, на этот раз с тяжеленной корзиной с фруктами: в магазине, говорит, не выберешь, а если на рынке, то разве Алисе по силам таскать оттуда такие сумки? А он как раз мимо проезжал… Да, да, напрасно она смеется, сначала мимо рынка, а потом мимо Алисиного дома, так совпало. И, кстати, он хочет пригласить Алису в театр, завтра. Приехали вахтанговцы, привезли новый спектакль, говорят, отличная постановка..
– Завтра не могу! – твердо сказала Алиса.
Костя бросил взгляд на коробку с туфлями:
– Судя по коробке и твоей прическе, у тебя на завтрашний вечер другие планы?
От удивления Алиса поперхнулась: ну и наблюдательность! Но с чего это вдруг он так заговорил? Вроде бы, никаких-таких отношений у них нет, что за разговоры? Однако устраивать скандал она не стала, просто пожала плечами и отвернулась.
На следующий день Алиса еле дождалась вечера. Она плохо спала, ей снился какой-то субъект в темных очках, и она все время пыталась рассмотреть его глаза, но ничего не получалось, от напряжения у нее заболела голова, и она проснулась. Хорошо, что сегодня не надо было идти на работу, она могла прилечь и днем, так что к вечеру была уже в полном порядке. Да, не забыть книжку! Надписывать сейчас не будет – там.
Встретились они в центре, у почты, и хотя никогда не виделись, сразу узнали друг друга. Алиса, разумеется, приехала раньше, но бродила по улице, зашла сначала в один магазин, потом в другой, и к месту встречи подошла ровно в семь, как договорились. Даниэль шагнул ей навстречу и, увидев ее улыбку, тоже улыбнулся.
– Алиса? – все-таки спросил он, так, на всякий случай.
– Да, Даниэль, – кивнула она, – Алиса.
«М-м… не «ах!» – подумала она с легким разочарованием. – Мог бы быть чуть повыше и чуть помоложе», – но тут же устыдилась своих мыслей. «Ты тоже могла бы быть чуть помоложе и покрасивее» – со злостью сказала она себе.
– Ну, какие будут предложения? Что будем делать? – спросил Даниэль.
– Не знаю… – Алиса вопросительно на него посмотрела. – Решайте вы…
– Может быть, зайдем сюда? – он кивнул на кафе. – Кофейку попьем?
Алиса пожала плечами:
– Можно и сюда.
Они вошли в небольшой почти пустой зал. Свет был полупритушен, горели только бра на стенах, создавая нехитрый уют.
Они сели за столик возле стены друг напротив друга.
– Я буду только кофе, – поспешно проговорил Даниэль. – Я не голоден. Вы наверное тоже?
Алиса растерянно (уже в который раз) пожала плечами:
– Да… пожалуй…
Подошла официантка, подала меню.
– Нет, нет, – замахал руками Даниэль. – Нам только кофе! Или Вы, Алиса, хотите что-то еще?
Алиса молча покачала головой, и официантка удалилась.
Алиса полезла в сумку, достала свою книжку.
– Вот. Это вам.
– А-а, ваша книжка? Очень хорошо. Благодарю.
Он положил книгу на стол, рядом с тарелкой, сел поудобнее, подпер руками подбородок.
– Ну, расскажите о себе, – сказал он.
– Нет, сначала вы о себе, – возразила Алиса. – А потом я.
– Ну что же, можно и так… В Израиле я почти двадцать лет…
Даниэль замолчал и задумался.
– А раньше? – помогла ему Алиса.
– Раньше я жил в Харькове. Была семья, дочь. Работал в газете. Был литературным редактором, а одновременно и художественным, оформлял газету, а проще говоря, чуть ли не один выпускал ее. Нет, были, конечно, еще сотрудники, но никто ничего не делал, весь воз тащил я один. Мне как-то Кирилл даже сказал: «Знаешь, Даня, если бы не ты, газета давно бы приказала долго жить!»
– А кто это Кирилл? – робко поинтересовалась Алиса.
– Главный наш. И Витёк признавал, что они все вместе не делают и половины того, что делаю я.
– Витек – это?.. – вопросительно подсказала Даниэлю Алиса.
– Да один из этих дармоедов, – отмахнулся Даниэль. – Только зарплату получали. Я как-то сказал Кириллу, что не худо бы пересмотреть ставки и платить пропорционально тому, что люди делают. А Кирилл, он начальства боится… А, да что там говорить! – он горестно махнул рукой.
Алиса с удивлением смотрела на своего нового знакомого.
Принесли кофе. На каждом блюдечке лежала маленькая шоколадка. Даниэль не прерывая рассказа, автоматически стал ее разворачивать.
-Соевую положили! – возмутился он. – Экономят, на чем только могут!
Алиса хотела возразить, что вовсе не соевая, но Даниэль, игнорируя ее попытки что-то сказать, с азартом продолжил:
– А вот когда начались все эти перестроечные дела, левые заработки, Генка мне предложил…
– Какой Генка?! – с отчаянием чуть ли не выкрикнула Алиса.
– Да так, один… Он предложил мне поехать в Германию и с ним поработать, у него там одно дело было налажено. Вернее, дельце. Ну, я поехал, думал на пару недель, ну от силы на месяц, а оказалось…
Алиса, напряженно следившая за нитью рассказа и пытавшаяся не потерять связь между Кириллом, Витьком и Генкой, вдруг очнулась.
Что, в самом деле, происходит? Какой Генка? Какая Германия?.. И самое главное – что она тут делает?!
Когда Алиса вернулась в мир, Даниэль плыл на пароходе, а Лешка с Тамарой «такое выкаблучивали», что вся палуба умирала со смеху. Алиса удрученно поняла, что остановить это извержение невозможно, что надо смириться и… И в эту минуту в дверях кафе появился… Костя. Да, Костя! Алиса вскочила и замахала ему рукой.
– Костя!!!
Примерно так кричат заброшенные на необитаемый остров, увидев на горизонте корабль.
Костя увидел ее, кивнул и подошел к их столику, с опаской поглядывая на Алису.
– Костенька! – Алиса чуть не кинулась ему на шею.
Костя попятился, потом изумленно посмотрел на нее, на Даниэля, опять на нее. Никогда Алиса его так не называла, и готов он был к чему угодно, только не к ее радости.
– А я случайно… – начал, было, он, но Алиса, счастливо улыбаясь, договорила за него: – …случайно проходил мимо, и как раз захотелось кофе!
Костя смущенно улыбнулся и закивал, испытывая облегчение.
– Садись, садись! – Алиса убрала сумку со стула рядом с собой.
Костя сел.
– Познакомьтесь: Даниэль. Костя.
Они кивнули друг другу.
– Я смотрю, вы уже до кофе добрались, – сказал Костя. – Жалко, что я так поздно…
– Хочешь есть? – спросила Алиса.
– Да, пожалуй, чего-нибудь бы съел.
– И я тоже, – радостно подхватила Алиса.
– Ты?!
– Ага, я! – подтвердила она, злорадно глядя на Даниэля. – Попроси меню.
– А ты разве… А вы разве?!..
– Ме-ню, – раздельно повторила Алиса.
Даниэль поднялся.
– Ну, вы тут, я вижу, справитесь и без меня, – сказал он и, взяв со стола Алисину книжку, засунул ее в свою сумку. – Мне пора.
– До свиданья, до свиданья, – торопливо проговорила Алиса. – Костя, официантка.
– Желаю приятного вечера, – с достоинством произнес Даниэль, выпрямился и, став шире в плечах, пошел к выходу.
Официантка протянула Косте меню, но он положил его на стол и вопросительно взглянул на Алису.
– Пожалуйста, не задавай вопросов, – жалобно попросила она. – Мы с тобой пришли в кафе и ужинаем, да?
– Мы с тобой пришли в кафе и ужинаем, – повторил Костя, причем повторил с удовольствием и пересел на стул напротив.
Они проштудировали меню, и Костя сделал заказ.
Алиса протянула к нему руку.
– Ты хороший, – сказала она.
Он положил на ее руку ладонь и ничего не ответил.
– А театр Вахтангова дает только один спектакль? – спросила Алиса.
– Два. Завтра второй.
– Пойдем?
– Пойдем, – кивнул Костя, и оба с облегчением засмеялись.
ПИСЬМО
Она открыла почтовый ящик и увидела письмо.
Да, письмо!
Лет пять, а может быть, и десять, она не получала писем.
Приходили счета, рекламные проспекты, мало ли что еще, но письма – никогда.
А тут – письмо!
Она взяла конверт, повертела в руках, придирчиво прочитала адрес: вдруг не ей?
Нет, ей. Все правильно, даже почтовый индекс. Четким почерком выведено ее имя.
Кто это? Откуда? Почему?
Почерк показался незнакомым, но, когда она присмотрелась, в памяти что-то шевельнулось. Так, легкая, едва заметная рябь, будто стрекоза коснулась крылышком поверхности воды.
Марк?
Нет, он ей никогда писем не писал, да и адреса ее он не знает.
Вадим?
Может быть…
Да, конечно, Вадим. Замысловатая буква «р»… Он ей писал, когда она уезжала летом на море. И адрес этот он знает, он же помогал ей переезжать, вещи таскал.
Ну, таскал, и что? Запомнил адрес? Как же! И, кстати, кроме того раза, когда она переезжала, он у нее здесь никогда не был. Он ведь именно тогда и сказал ей: «Ну, живи. Слагаю с себя обязанности, я сделал все, что мог». Это прозвучало как шутка, и она откликнулась: «И я сделала все, что могла». «О да, ты – даже с запасом», – проговорил он, усмехнувшись, и ушел, хотя все остались отмечать новоселье, не настоящее, конечно, расстелив на полу газеты. Но и на настоящее новоселье Вадим не пришел, не пришел без всяких объяснений, и тогда она поняла, что он не шутил, а действительно сложил с себя «все обязанности».
Огорчилась она не слишком сильно – по правде говоря, даже не заметила его отсутствия, у нее же тогда из-за Гоши крыша поехала, все остальное было не важно. Сейчас кажется дикостью, что из-за такого типа можно было с ума сходить: болтун, хвастун, позер. Но – было, и Вадим оказался одной из жертв этого сумасшествия. Он больше не появлялся, правда, под новый год и в ее день рождения кто-то звонил и молчал – тогда еще не было определителя номеров, но она знала, что это Вадим. Через несколько лет звонки прекратились, и кто-то сказал ей, что Вадим женился и у него родились близнецы. Было конечно любопытно узнать, кто же все-таки смог прибрать его к рукам, но она спрашивать не стала: гвоздем сидела в ней вина перед ним.
…Аня повертела конверт в руках, надорвала и вынула сложенный вдвое листок. Развернула. Листок был пуст. Совершенно пуст! «Как звонки без отклика, –усмехнулась она, – то же самое». Видно, ему не слишком весело живется, если все никак забыть не может. Не изменился. А вот она как раз не просто изменилась – другим человеком стала. Теперь за таким, как Вадим, куда угодно пошла бы. Но… Семья у него, близнецы… Нет, тогда надо было думать. Вернее, не думать, а чувствовать.
Она открыла дверь, бросила сумку на кушетку и вдруг, не снимая куртки, пошла к телефону. Полистала старую, разваливающуюся телефонную книжку. Набрала номер.
– Лена? Не удивляйся, это Аня. Аня Волкова. Да, да, я! Так что же, если столько лет не звонила, уже и запрещено? Ты, между прочим, не звонила мне ровно столько же. Да, конечно надо увидеться. Но сейчас я по другому поводу. Скажи, ты знаешь что-нибудь о Вадиме? Совсем ничего? Да я слышала, что женился, что близнецы. А где он сейчас? А кто может знать? Дай мне чей-нибудь телефон, кто может знать. Чернышев? Митя? Давай.
Она записала на огрызке бумаги номер, наскоро попрощалась и набрала номер Чернышева.
– Да я с ним уже года три не общался, – удивленно сказал Митя. – А зачем он тебе? Могу дать его телефон.
– Дай, пожалуйста. У меня тут к нему одно дело есть…
Записала. Положила трубку. Повертела в руках бумажку с номером.
А если жена подойдет? Скажу, что по делу, что его давняя знакомая, вместе в редакции работали. Ничего страшного. Мне только услышать его голос и все… Как он мне когда-то названивал.
После долгих гудков на другом конце провода наконец сняли трубку. Женский голос. Немного сонный.
– Добрый вечер, - сказала Аня. – Можно Вадима?
– Вадима? – удивилась женщина и замолчала.
– Его нет дома? Или я не туда попала? – заторопилась Аня.
Опять пауза.
– А кто его спрашивает? – наконец проговорила женщина.
– Это его знакомая. Анна. Мы когда-то вместе работали в редакции.
– Вадима нет. Он умер… Год назад…
Повисла тяжелая тишина.
Обе женщины молчали.
Им нечего было друг другу сказать.
Она осторожно положила трубку, посидела, бездумно глядя перед собой. Поднялась. Сняла куртку. Подошла к окну.
Письмо. Пустой листок. Немота.
СЕМЕЙНОЕ СЧАСТЬЕ
– О люди, никогда не давайте советов, даже если их у вас просят! – то и дело, иногда к месту, иногда нет, восклицала Симочка, моя новая подруга, и это меня удивляло и озадачивало. Я, вроде бы, с советами к ней не лезла, да и окружающие тоже помалкивали, и тем не менее…
Объяснение этой Симочкиной странности обнаружилось, когда мы однажды вечером засиделись с ней у меня на балконе, попивая кофе и сдабривая его апельсиновым ликером.
Дело было, оказывается, вот в чем.
Пятнадцать лет назад, приехав в Израиль, Симочка прямо в аэропорту познакомилась с милой женщиной примерно ее возраста, Кити, и ее имя Симочку удивило бы, если б ей еще в Москве не говорили, что в новой жизни все обзаводятся и новыми именами: Людмилы становятся ЛюсИ, Алексеи – Алексами, ну и так далее. Симочка свое имя менять не стала, но к Екатерине, превратившейся в Кити, отнеслась с пониманием.
Жизнь в новой стране оказалась трудной и непонятной, но вдвоем ее одолевать было значительно проще, и подруги, поселившись не только в одном городе, но даже в одном районе, довольно успешно решали ребусы, которые щедро жизнь подсовывала то одной, то другой.
Кити была очень привлекательна – длинноногая блондинка с темными глазами, к тому же разведенная, и надо ли говорить, что в стране темноволосых мужчин успехом она пользовалась громадным. Были у нее флирты, случались романы, несколько раз ее чуть ли не силой тянули замуж, но Кити, обжегшись один раз, не хотела снова угодить в ловушку. Симочка была с ней вполне солидарна: зачем снова вешать ярмо на шею, есть любовь – и, слава Богу, зачем что-то менять.
Так и катилась себе жизнь, так и текла, пока в шеренге Китиных воздыхателей не появился Дани: высокий, широкоплечий, основательный, с машиной, знающий тысячу анекдотов (причем, представляете, все смешные!). Кити с удовольствием закрутила с ним роман, они виделись чуть ли не каждый день, не могли друг на друга надышаться, чего бы, казалось, еще? – однако Даниэля это не устраивало. То ли он боялся, что Кити в случае чего может дать ему отставку (как и его предшественникам), то ли его раздражал длинный хвост ее кавалеров, бороться с которыми при существующем положении дел он не имел возможности, но так или иначе, он стал настаивать на, извините за выражение, законном браке. «Только не это!» – вскричала Кити, когда он в первый раз об этом заговорил. Но любовь у них тогда была невероятная, они оба порхали где-то в районе облаков, а Даниэль к тому же был человеком упорным, чтобы не сказать упертым, и при каждой встрече он твердил одно и то же, сначала довольно мирным тоном, а потом уже и угрожающим. Один раз он даже позвонил поздно вечером Симочке и попросил аудиенции – он так и сказал, аудиенции. Приехал с коньяком и ананасом, чуть ли не до утра объяснял, почему им с Кити необходимо официально зарегистрировать отношения, и ушел под утро, добившись от Симочки обещания попытаться Кити уговорить.
Услышав об «аудиенции», Кити сначала шутливо, а потом и серьезно стала выяснять, а что думает на этот счет Симочка.
– А, собственно, почему бы и нет? – риторически вопросила та. – Он надежен, порядочен, он лучше всех, кто у тебя был, а главное – у вас любовь!
– Ты считаешь? – нерешительно сказала Кити и задумалась.
Через три месяца Кити и Даниэль уехали на Кипр и вернулись что ни на есть самыми законнейшими мужем и женой.
Молодожены вели себя точь-в-точь как в романах прошлого и позапрошлого века. Они не расставались, ворковали и всюду бывали вместе. Симочка частенько забегала к ним и была у них самой желанной гостьей, каждый раз, когда они выпивали, первый тост был непременно в ее честь: за замечательную подругу и гениальную сваху. «Если бы не ты, – торжественно провозглашал Даниэль, – так бы мне и ходить сиротой». «Да, вряд ли бы я решилась…» – подтверждала Кити.
И дальше шла жизнь, летели не только дни, но и годы, и постепенно все забыли, когда, почему и кто на ком-то женился. И на этом можно было бы и закончить эту историю, однако нет, она имеет продолжение.
Кити и Даниэль, как уже говорилось, были эталонной парой. Как и положено эталону, они сначала ворковали и мурлыкали, потом стали «браниться – только тешиться», а потом начали подтверждать непреходящую народную мудрость, что в жизни в придачу к розам непременно прилагаются и шипы. Кто уж у них был розой, а кто шипом, говорила Симочка, судить не берусь, потому что жаловаться друг на друга они приходили ко мне, само собой, по очереди.
– Он эгоист! – возмущалась Кити. – Сидит, смотрит футбол, а у меня начинается сериал. Все, говорю, закрывай свой футбол. А он: посмотришь сериал в интернете. Представляешь? А мне в интернете смотреть – никакого удовольствия!
– Она – эгоистка! – восклицал Даниэль. – Ведь знает, что по субботам я смотрю теннис, но ей неймется: поедем на море, пристает, погода хорошая. А я теннис всю неделю жду!
Сначала они приходили жаловаться изредка, потом все чаще, а в конце так чуть ли не каждый вечер. Но это тоже еще не все. Постепенно в их нытье, и у того и у другого, появился новый мотив.
– Ну и присоветовала ты мне! – с обидой говорила Кити. – А я, дура, тебя послушалась!
– А все ты, Серафима! – бурчал Даниэль. – Сосватала! И что за манера лезть в чужие дела?
И постепенно Симочка стала в их доме персоной нон-грата, а когда она случайно встречалась с ними на каком-нибудь вечере или концерте, то обе стороны старались не встречаться взглядами.
– Они развелись? – спросила я Симочку.
– В том-то и дело, что нет! – воскликнула она. – Они снова вместе, и опять причиной тому я.
– Не может быть! – не поверила я.
– Может, еще как может! Теперь они непрерывно возмущаются мной, обсуждают и осуждают мои дела – это их сплотило, они необходимы друг другу, и теперь это снова крепкая семья с единой идеологией. Развалить ее может… ну, не знаю что… разве только мой отъезд в какую-нибудь Замбию или Зимбабве, откуда ни при каких обстоятельствах не просочатся сведения обо мне, и им нечего будет обсуждать. Поэтому я никогда не поеду в Замбию – лишь бы Кити и Даниэль были счастливы. Ведь семья, как ни крути, – самое главное.
Мы обе глотнули кофе и, не сговариваясь, подняли рюмки:
– И за «недавание» советов, – добавила все-таки Симочка, и мы с удовольствием посмотрели друг на друга.
С ЧИСТОГО ЛИСТА
Сижу в кресле, читаю. Стрелки бегут по циферблату в определенном раз и навсегда направлении.
Время идет.
Откладываю книжку, иду на кухню, делаю чай. Возвращаюсь. Сажусь в кресло.
Время идет.
И когда я выходила из комнаты, оно шло, стрелки двигались все по тому же кругу. Оно идет без малейшего шороха, совершенно бесшумно – чтобы мы забыли о нем, а вспоминали, только увидев, как продвинулись стрелки.
А может быть, никакого времени и нет? Есть только часы и движущиеся стрелки? И если часы разбить, то вообще не будет никаких доказательств?
А часы в другой комнате? Тоже разбить?
Я снимаю часы со стены и засовываю их в пакет.
Иду в другую комнату и там снимаю часы, висящие напротив кровати.
Непонятно, зачем столько часов в одном доме?
Ах, да, еще будильник и наручные часы. Тоже в пакет!
Ну, вроде бы, всё.
Отныне в моей квартире нет никакого времени – ни впереди, ни позади.
А коли так – я просто есть на свете и всё. Молодая и красивая.
Но тут мой взгляд упирается в зеркало.
М-да… С этим тоже надо что-то делать.
Лезу в шкаф, достаю мешок и впихиваю в него зеркало. С зеркалом, висящим в ванной, приходится повозиться: оно вделано в стену, и просто так снять его нельзя.
Но сняла. Стену, правда, испортила, да Бог с ней – ради такого дела!..
Пудреницу с зеркальцем тоже в мешок.
Вынесла все из дома, положила рядом с мусорным ящиком. Может, кому-нибудь пригодится.
На письменном столе обнаружила календарь, вернее еженедельник. Вот тебе и на! Что значит «еженедельник», если времени не существует? В нем ведь и год, и число. Можно подсчитать, сколько времени прошло, скажем, от нового года до дня рождения, особенно если день рождения в январе. А подсчитаешь – сразу же все становится понятно.
Положила календарь в раковину и подожгла.
Горел красиво, только немного дымил.
Позвонила подруге, мы вместе работаем.
– Лёля, завтра как встанешь на работу, позвони, разбуди меня, – попросила.
– Поставь будильник, – посоветовала Лёля.
– Сломался.
– Купи новый.
– Когда еще я его куплю!..
– Ладно, – согласилась подруга, – позвоню. Спи спокойно, дорогой товарищ.
Положила трубку. Села в кресло.
Сижу, молодая и красивая. Нестерпимо молодая, невыносимо красивая.
Начинаю новую жизнь.
С начала.
С чистого листа.
НОВЫЙ ГОСТЬ
Пришел новый гость.
Ну, просто ужасно стеснительный.
Не знал, куда девать руки.
Сел на стул. Положил их под себя.
Увидев удивленные взгляды, вспыхнул, вскочил, встал у книжной полки и засунул руки в карманы. Хотел было полистать какую-нибудь книжку, но руки в карманах – неудобно.
Сел в кресло. Закинул руки за голову, сцепил их на затылке
Все замолчали.
Поняв, что опять что-то не так, рывком поднялся и сел на диван рядом с хозяйкой. Одну руку положил на подлокотник, другую – на колено хозяйки.
Заметив всеобщее изумление, руку убрал. Но тут же положил снова. Чуть повыше. Потом еще выше.
Понравилось.
Гости заволновались, стали шептаться и хихикать.
Но он не обращал на них внимания, а так и сидел, довольный.
ДРУГ МОЕГО ДРУГА
А если поговорка «Друг моего друга – мой друг» справедлива, то интересные цепочки получаются. Вот, например, Билл Джонсон, живущий в Калифорнии, которого я в глаза не видела, оказывается, мой друг.
Не верите? Тогда следите за моей мыслью.
У меня есть подруга Вера. Не бывает дня, чтобы мы не повидались или, в крайнем случае, не созвонились. Словом, настоящий друг.
И все время она рассказывает про какую-то Лилю, которая живет в Москве и с которой они еще в детский сад вместе ходили, а теперь переписываются. Мне, конечно, жалко, что я не знакома с такой замечательной, судя по рассказам, Лилей, но ничего страшного: раз она Верина подруга – значит, и моя тоже.
А Лиля эта самая – вы следите? – замужем за Сергеем, говорят, красавцем и умницей (жалко, что нет поговорки «Муж моей подруги – мой муж»), а у этого Сергея есть сестра Антонина, с которой Лиля подружилась прямо на собственной свадьбе, причем не просто подружилась, а жить они теперь друг без друга не могут. Дружат напропалую. Но раз Антонина подруга Лили, которая подруга Веры, а Вера – моя подруга, выходит, и Антонина – мой друг, ведь так?
А Антонина недавно вышла замуж за американца, нет, не за вышеуказанного Билла Джонсона, а за какого-то Майкла, и живет теперь в Калифорнии. Майкл муж отличный, и с женой они прямо настоящие друзья. А его друг, да, тот самый Билл Джонсон, приходится теперь другом и Антонине, а через нее (следите, не отвлекайтесь!) Лиле, потом Вере, а через Веру уже и мне.
Так я вот что думаю. Раз он мне друг, не будет ничего зазорного, если я напишу ему и попрошу пригласить меня в гости в его Калифорнию. Друзья ведь. Я даже удивляюсь, почему он сам до сих пор до этого не додумался. Несообразительный!
БЕЗОТКАЗНЫЙ МЕТОД
– Сейчас последнюю морковку потру и буду резать огурцы, – сказала Даша.
– А сколько морковок идет в салат? – поинтересовалась Галка.
– Одна. Если больше, будет невкусно.
– А почему тогда ты говоришь «последнюю»?
– А так приятнее. Как будто ты терла, терла, штук пять натерла, и теперь осталась последняя. Последняя всегда только в радость.
– Ну ты и устроилась! Ведь так про все можно думать и всегда радоваться?
– А я и думаю. И радуюсь. Когда ем, допустим, яблоко ну или грушу, а она маленькая, я думаю: вот стояла бы ваза с грушами, а они все были бы еще мельче, и среди них только одна такая, как эта, – она бы казалась крупной, и взять хотелось бы именно ее. И сразу же моя груша становится крупной и вкусной.
– Ничего себе! – ахнула Галка. – Ну и метод!
– Безотказный! – гордо сказала Даша.
– Тогда скажи, – не унималась Галка, – о чем надо думать, если твой муж тюфяк и недотепа? Чтобы радоваться?
– Очень просто! Вспомни про мужа соседки. Все время напивается, такое на лестнице устраивает среди ночи – весь дом просыпается! Твой-то смирный – вот и радуйся, что не за соседкиного вышла. А у парикмахерши моей вообще… Муж дома ночует раза два в неделю, представляешь? А твой и не пьет, и дома спит, всем парикмахершам на зависть. Есть чему радоваться.
– Но если все-таки тюфяк?
– А при чем тут тюфяк? Согласна с соседкой поменяться? Она бы, уверяю тебя, с удовольствием.
– Ну уж нет, - возмутилась Галка, – Геннадий лучше. Пусть с кем-нибудь другим меняется.
– Видишь, работает мой метод, еще и как!
– Ладно, – язвительно сказала Галка, – Тогда скажи, как радоваться, если тебе новые туфли ноги натирают?
– А ты думай о том, как тебе повезло, что ты живешь не в Северной Корее. Там вообще туфель не достать. Ни за какие деньги,
Галка замолчала.
Она была побеждена.
КАК МЫ В ГОЛЛАНДИИ НА КОНЦЕРТ ХОДИЛИ
Значит, приехали мы в Голландию. У моей Таисьи двоюродная сестра, Нинель зовут, за голландца вышла. Ну, Таисья к ней и так и сяк, мол, никогда за границей настоящей не была (Болгария не в счет), хочется, дескать, посмотреть, как люди живут. Ну а Нинель, ей неудобно Таське отказать, она и говорит, ладно, приезжайте. Мы и поехали. И Танюху с собой взяли, ей ведь тоже интересно. Большая уже, шестнадцать лет, а за границей не была.
Нинель встретила нас в аэропорту, и тут оказалось, что она не в самой Голландии живет, а надо еще два с половиной часа на поезде ехать. Но Нинель объяснила, что это тоже Голландия, хотя от столицы, от Амстердама, далеко. Город, говорит, тоже большой, но, конечно, не Амстердам. Называется Гронинген.
Всю дорогу в поезде мы головами вертели, в окно смотрели. Страна как страна, ничего особенного. Поля, речки, коровы, а земля гладкая, как стол. Даже скучно стало: хоть бы холмик какой, хоть бы овраг. Нет, стол, зеленой скатертью покрытый.
Приехали в этот самый Гронинген. Городок хороший, приятный, ничего не скажешь. Дома везде стоят дачного типа, каменные, ухоженные, с цветами перед входом, с газонами. Но живут бедновато, машин мало, все на велосипедах передвигаются. Видать, и за границей не всем рай.
Проходит день, два, мы осматриваем достопримечательности, магазины разные, и тут вдруг на улицах какое-то оживление начинается: шарики вешают, лампочки разноцветные.
– А это у нас через несколько дней выборы, – объясняет Нинель, – вот и стараются. Сходите на площадь, посмотрите, вам интересно будет.
Пошли. На площади тьма народу, все чего-то ждут. И в нескольких местах стоят девушки с шариками. Шариков мно-ого, и кто подходит, всем эти шарики дают. Бесплатно. Ну, и мы пошли. Люди берут шарик и отходят, а девушка каждому улыбается, никого не пропускает. А как раз перед нами парень подошел, девушка дала ему шарик, а он еще просит. Она ему еще один дала, ни слова не сказала. А за парнем – я. Дает она мне шарик, а я говорю: «Мне тоже два». Она не понимает. Я ей тогда знаками показал, мол, давай еще один. Дала. А я Таисье и дочке шепчу: «Берите тоже по два». Ну, они взяли. Идем мы с шариками, как будто праздник, и тут видим, народ весь в одну сторону потек, к возвышению, оно как бы сцена. А на возвышении музыканты появились, стали инструменты расставлять. Значит, концерт будет, а раз площадка вокруг не огорожена, значит, бесплатный. Повезло! А по краям площадки откуда ни возьмись – одинаково одетые женщины, а в руках у них стопки с желтыми футболками, и кто к ним подходит, они каждому футболку дают, причем тоже бесплатно. Люди берут, тут же футболку надевают и идут, уже желтые, к сцене. Футболки, получается, вроде пропуска на концерт. Ничего себе, думаю. Такая вещь, а бесплатно.
Получили и мы по футболке, напялили на себя и пошли поближе к сцене. А тут еще одна халява: детям сахарную вату выдают, тоже бесплатно. Я сказал было Танюхе: поди возьми, но увидел, что дают только мелкоте: школьникам разным, младенцам в колясках. Отбой, говорю, без ваты обойдешься.
Стоим, ждем концерта. А меня мысль зудит: а может, еще одну футболку взять? Но тогда эту надо снять. А куда ее девать? И тут Таисья будто мысли мои прочитала. Давай, говорит, отойдем в сторонку, ты футболку снимешь, в сумку мне положишь и пойдешь, еще одну получишь. А потом я так же. И Татьяна выступает, что тоже пойдет.
Отошли мы в сторонку, Я сделал вид, будто мне футболка жмет, снял ее – и в сумку. Пошел к женщине, что футболки раздает, но к другой – вдруг та меня запомнила. Получил еще одну футболку, надел, к сцене подошел, а потом – к Таисье. Она, довольная, говорит: теперь ты стой с сумкой, а мы с Таней пойдем обе вместе. Короче, провернули мы это дельце, никто ничего и не заметил.
Все вроде бы хорошо, но тут Танюха заныла: сахарную вату хочу.
– Там только маленьким дают, – объясняю, – а ты вон какая дылда, да еще на каблуках. А из-за макияжа лица у тебя вообще не видно.
А Танька чуть не плачет, хочу, говорит, и все тут. Тогда Таисья разулась, дала ей свои туфли, они без каблуков, на платок поплевала и всю краску с Татьяны стерла, а космы ее в две косичка заплела. Подошли мы к раздавальщице ваты, я говорю: дай девочке. А она в ответ что-то лопочет, показывает на детишек, что под ногами шныряют. А я ей:
– А это разве не дитё? – на Таньку киваю. – Она на самом деле маленькая, просто в высоту вымахала.
Девушка еще что-то сказала, недовольно, но вату все-таки дала.
А тут как раз и концерт начался. Мы к сцене даже подходить не стали: ничего особенного, играют и играют, по барабану иногда ударяют. Постояли минут десять и домой пошли. Устали все-таки, день не простой был, весь на нервах.
